Не верь всему, что видишь, ведь даже соль выглядит как сахар.

Арабская пословица

Иудаистом или человеком иного вероисповедания, соблюдающим Шаббат, Саморуков не был, однако по субботам он привык бездельничать.

Вот и в этот раз Тимофей провел первый выходной день, лежа на диване в компании кота и лениво читая новости на технических порталах, слушая музыку и решая в уме шахматные задачки из старых научно-популярных журналов, составлявших существенную часть его домашней библиотеки.

Штернлихт не звонила, и в этом Тимофей не видел ничего удивительного: зная характер Машиного мужа, Тимофей был уверен в том, что двое-трое суток ─ совершенно минимальный срок для того, чтобы Николай ─ этот незлобивый, но очень эмоциональный и вспыльчивый человек ─ смог бы успокоиться, прийти в себя и прекратить гневаться на всех вокруг после сообщения о предстоящем внезапном замужестве дочери.

Костик Петров на связь тоже пока не выходил.

─ Привет, Костя! Звоню, прости, поздно, но меня попросила Мария Генриховна, ─ Саморуков не стал лукавить и изворачиваться. ─ Для нее важно, чтобы ты завтра был в форме и на подъеме.

─ Тимофей Александрович, здравствуйте! Мария Генриховна вас попросила?! Да, она классная и вообще, но… спасибо вам, что позвонили! Мне ведь, понимаете, не с кем об этом поговорить: мама давно умерла; отец где-то в Сибири; бабушка, конечно, за свадьбу; Аня же… она…

─ Что не так с Аней?.. Она разве сомневается? ─ напрягся Саморуков.

─ Нет! Но она боится своего папы ─ хотя… это ерунда! Главное, как мне кажется, она боится нашего с ней будущего! ─ голос Костика стал тише и как-то тоскливо заскрипел: ─ Мы же с ней очень разные! Вот смотрите, я ─ «ботаник» и педант, а она… она такая же, как её мама ─ сильная, резкая и дерзкая!

─ Как ты думаешь, Костя, почему мы с Машей… ну, мамой Ани, столько лет дружим? Ответ простой: нам интересно вместе, и мы друг друга во многом дополняем. Я ведь, как и ты, педант и «ботаник», а Маша, она… короче, характеристику ты уже обозначил. Не пойми превратно ─ мы не любовники и никогда ими не были, хотя, возможно, если бы познакомились лет двадцать пять тому назад, когда оба еще были свободны, то может, и сошлись бы. Как-то так…

─ Это вы-то «ботаник»?! ─ нервно и почему-то ядовито рассмеялся Костик. ─ Простите, но такой эпитет вам совсем не подходит!

─ Я? Конечно, я «ботаник»! Просто уже старый… хорошо, матерый «ботаник». Не забивай голову ерундой: в любом случае ты ничего не теряешь.

─ Как это не теряю, Тимофей Александрович?! А если этот брак развалится?! ─ теперь Костик уже не скрипел, а наоборот ─ почти что звенел. ─ Это же станет катастрофой!

─ Костя, катастрофа ─ это упустить возможность из-за ложных предпосылок. Вот пример ─ что-то вроде доказательства от обратного ─ моя собственная история. Понятно, что вопросы взаимоотношений ─ вовсе не точная наука, только эмпирику никто не отменял, ─ Саморуков не любил откровенничать на эту тему, поэтому начал с общего и кратко: ─ Мы с моей бывшей женой всем казались ─ и даже нам самим! ─ идеальной парой ─ ведь мы были очень похожи: одинаковые взгляды на карьеру, общественную жизнь и политику; увлечения вне учебы, а потом и работы ─ туризм, велосипеды, итальянская кухня, дачная романтика; подходы к воспитанию ребенка. К чему это привело? По прошествии ряда лет нам обоим стало ужасно скучно друг с другом.

─ Не было драйва?

─ Если драйв и был поначалу, Костя, то потом он исчез, однако… был сын. Затем и Даня вырос. Мы с женой спокойно всё обсудили ─ думали-то мы снова одинаково! ─ и… также спокойно, по-дружески, разошлись. А теперь вот что я тебе скажу: ты упомянул о якобы страхе твоей невесты по поводу будущего, но, по-моему, его боишься именно ты.

─ Я? Почему, Тимофей Александрович?

─ Смотри сам: Аня приняла решение и с пути не сворачивает, отстаивает свое мнение ─ ругается с отцом, например. А ты… какую-то, прости, глупую «катастрофу» воображаешь. При этом свою собственную нерешительность зачем-то приписываешь Ане. Ты неправ.

─ Вы меня сейчас отчитали ─ прям как мой папа, но только с другим знаком: он это делает, потому как против моей женитьбы, а вы ─ потому что за неё. Так?

─ Я тебя не отчитываю, и я не «за». Я говорю о том, что вижу и слышу. Мать Ани, думаю, меня поэтому и попросила тебе позвонить: она понимает, что дочка не отступит, а ты… психуешь и пытаешься всё просчитать на долгие годы вперед. В общем, Мария Генриховна мне велела тебе передать, что помощь ты получишь.

─ Психую? Да, так и есть. А… помощь? Тимофей Александрович, вы о чем? ─ голос бывшего аспиранта снова просел.

─ Помощь с её стороны. Она считает тебе порядочным человеком и готова с тобой дружить. Не подведи её. На выпады будущего тестя старайся завтра не реагировать: он вскоре успокоится и тоже тебя примет.

─ Вы как заправский сват какой-то говорите… ─ Костик шмыгнул носом. ─ Почему?

─ Потому что вы оба ─ и ты, и Аня ─ мне не чужие. Кстати, на что вы собираетесь жить?

─ Если вы о деньгах, то возьму еще уроки ─ вы же знаете, я не только на кафедре работаю, но и репетиторствую по вечерам: химия для школьников, подготовка к ЕГЭ… И Аня собирается бизнес открыть ─ её куклы любимые… Ну, будет одежду шить для них ─ недаром «Тряпочку» оканчивает, а я сайт для рекламы и продаж сделаю ─ раскрутить его мой лучший школьный друг пообещал помочь: он спец по SEO. План есть, выживем, справимся.

─ А выживать-то где будете? ─ не унимался Тимофей, понимая при этом, что беспокоится он понапрасну: парень сдюжит, хотя и совсем зеленый.

─ В каком смысле? А, вы о квартире? Так там же, где я сейчас, на Гороховой, у моей бабушки ─ она согласна. Три комнаты: одна бабушкина, вторая моя, а третья потом будет…

─ Детской?

─ Наверное, да. Только ремонт сперва надо сделать… Вгоняете вы меня в краску, Тимофей Александрович! ─ рассмеялся, но уже открыто и по-доброму, Костик. ─ Главное, что бабушка хочет чтобы мы с ней жили ─ она Аню любит и… меня.

─ Это здорово, Костя! Я рад. Искренне.

─ А вы меня тренируете сейчас? Перед завтрашним?

─ Тренирую, ─ тоже рассмеялся Саморуков. ─ Прости за это. Завтра, пожалуйста, там, у Штернлихт, говори так же уверенно, как сейчас, а про «катастрофу» и прочую ерунду вообще забудь, договорились?

─ Хорошо. Просто… Ну, блин, кому мне это еще высказать?! Эти сомнения… они ж все равно есть, как бы не был я в себе и в Ане уверен, понимаете?

─ Понимаю, и молодец, что высказал. Хочется верить, что теперь их стало меньше. Давай я тебе еще одну идею ─ отчасти тоже от Марии Генриховны ─ закину для размышлений на досуге: в нашем институте намечается серьезная реформа. Пока всё мутно, но у меня может появиться возможность предложить тебе место. Я не спрашиваю сейчас о том…

─ Тимофей Александрович, вы меня потом спросите, а я потом же и соглашусь, ладно? ─ снова рассмеялся бывший аспирант. ─ Вы же знаете, что я в любом случае к вам с Марией Генриховной пойду.

─ Гм, я сейчас ─ да и раньше ─ позвал бы, но я не в тех правах…

─ Я понимаю, Тимофей Александрович. Поэтому и не напрашиваюсь: будет время ─ будет и разговор.

─ Спасибо, Костя. Чтобы добавить конкретики, вот еще одна задумка: новая должность может предполагать не только научно-практическую работу в отделе синтеза, но и организаторскую. Например, разработку программ для наших подшефных: школ, техникумов, лицея и всех прочих. Или, что еще лучше, ─ создание химического общества или клуба при нашем институте ─ это сам директор предложил. Вот такие перспективы.

─ И вы хотите, чтобы я потом ─ ну, если срастется ─ занялся шефскими программами и клубом? Гм, это интересно ─ мне нравится работать с детьми: репетиторствую ведь в удовольствие, а не только ради заработка.

─ Ну и отлично! Оборудование, реактивы, а главное, помещения мы выделим ─ об этом директор тоже упомянул. Так что будет где развернуться, ─ улыбнулся вероятному успеху своего нехитрого маневра Саморуков, ─ но пока ничего не планируем, а просто имеем в виду, окей?

─ Окей, Тимофей Александрович. Вы придете на… помолвку?

─ Извини, Костя… Мы с Машей посовещались и решили, что завтра мне у них лучше не появляться.

─ Почему? Я был бы рад… ─ в очередной раз голос Кости заметно погрустнел.

─ Маша так же сказала, только… день будет непростым для всех вас, но особенно для Николая Васильевича. Он жену, конечно, ко мне не ревнует, но Николай ─ отец Ани и именно ему быть там завтра главным. Понимаешь, о чем я?

─ Патриарх, старейшина?

─ Да.

─ Мне ему в этом подыгрывать?

─ Нет, будь собой.

─ А если я заупрямлюсь по какому-нибудь поводу? Вы же меня знаете, я могу упереться рогом и…

─ Упирайся, спорь, доказывай. Лучше так, чем сдаваться и беспрекословно подчиняться. Коля ─ мужик опытный и мудрый. Не пасуй перед ним, веди себя достойно ─ он поймет, оценит и сделает правильные выводы.

─ Значит, быть завтра драке?

─ Драки не будет, Костя, но постоять за себя тебе придется. Ничего страшного, быстрее найдете общий язык.

─ М-да, нагнали вы на меня страху, Тимофей Александрович! ─ голос Костика Петрова снова стал бодрым и ярким. ─ Я вам потом в деталях всё расскажу, а вы оцените?

─ Конечно! Удачи тебе и, как говорится, ни пуха, ни пера! Звони, когда захочешь.

─ Спасибо! К черту! И… до свидания?

─ До свидания, Костя! Спокойной ночи!

─ И вам спокойной ночи, Тимофей Александрович!

Что может быть проще, чем сходить к кому-то или пригласить гостей к себе? Для большинства людей это вполне обычное дело, а для некоторых ─ и вовсе привычный способ провести свободный вечер или выходной день.

Для Саморукова всё было несколько иначе.

В детстве и юности Тимофея их квартира на Загородном была местом, где по всем, даже малозначительным, праздникам собирались близкие и друзья семьи. Саморуков запомнил, как скрупулезно и основательно готовятся к каждому такому приему его родные: как они выбирают подобающую поводу одежду; как накрывают стол, продумывая расположение блюд и столовых приборов с учетом рассадки гостей; как обсуждают правильные слова и фразы, допустимые при встрече каждого приглашенного. То был своего рода культ гостеприимства: всё должно соответствовать идеалу, ну, или хотя бы к нему стремиться.

Конечно, Тимофей не считал поход в гости чем-то сродни полету в космос ─ с предшествующим заучиванием алгоритмов поведения, предельной концентрацией внимания и отрепетированной перед зеркалом дружелюбной улыбкой. Нет, до такого церемониального маразма он бы никогда не дошел, но решиться запросто, с наскока, к кому-то прийти он не мог. Поэтому всё воскресное утро и первую половину дня Саморуков посвятил подготовке к визиту на Графский.

Для начала Тимофей определился со стилем и одеждой. В итоге были выбраны: твидовый серо-коричневый пиджак из испанской шерсти поверх тщательно отутюженной мышиного цвета сорочки; скромные, но породистые джинсы и такие же неброские, пусть и недешевые полуброги из гладкой кожи кофейного цвета. «Как там говорил Иозеп? Привет профессору Лэнгдону? Не совсем, но так тоже неплохо…»

Далее в плане Саморукова значилась стрижка. Тимофей принципиально не ходил в модные нынче барбершопы, и дело, конечно, не в деньгах ─ Саморуков жалел не их, а потраченного понапрасну времени: бороду он не носил, а подстричься дома машинкой ─ вопрос пятнадцати минут, спустя которые короткий ежик русых волос отлично скрывал пробивающуюся средь них седину.

Оставалось почистить позолоту на оправе итальянских, лучших из имеющихся у Тимофея очков и неплотно пообедать ─ так, чтобы, придя по приглашению жадно не набрасываться на еду и в то же время, к удовольствию хозяев, быть способным, пусть и понемногу, но всё попробовать и похвалить.

Выйдя из дома за полчаса до назначенного времени, Саморуков отправился в ближайший цветочный магазин за скромным и симпатичным, как его наставила Маша Штернлихт, букетиком.

Что такое «скромный», если применять это прилагательное к цветочной композиции, Тимофей представления не имел, посему решил ориентироваться исключительно на размер подарка и его цену. Осмотрев всё наличествующее, Саморуков купил не самый яркий и средний по габаритам букет, носящий, однако, весьма затейливое название ─ «Разнотравье Ван Гога»: в описании было сказано, что в состав входят «любимые художником луговые травы и цветы девяти разных видов», из которых Тимофей, правда, опознал только один ─ то был подсолнух.

«Дурацкое название букета ─ не суть. Главное, что он милый и приятный для глаз. А то, что какой-то рыжей соломы в нем немало, так это, видимо, отсылка к стогам сена», ─ иронично успокоил себя Саморуков, вспоминая другие картины гениального голландца и размышляя о своем ─ может быть, несколько странном ─ выборе.

Парадная, в которую предстояло зайти Тимофею, принадлежала левой части доходного дома Жевержеевых, стоящего на углу Графского переулка и улицы Рубинштейна. Этот дом, построенный в русском стиле, с башенкой и флюгером, был известен петербуржцам и приезжим в основном тем, что именно в нем располагалась одна из сцен ─ камерная ─ прославленного на всю Европу театра.

«Забавно! Сперва букет «Разнотравье Ван Гога», а теперь… фамилия архитектора этого дома. Она ведь… фон Гоген! М-да, сегодня у меня в программе сплошной импрессионизм!» ─ конечно, Саморуков мысленно шутил и дурачился, так как знал, что Александр Иванович фон Гоген никакого отношения к великому французскому живописцу не имел и стал знаменит благодаря другому ─ своим архитектурным произведениям: особняк Кшесинской, музей Суворова, Николаевская академия, Соборная мечеть, усадьбы Борки и Чернова ─ это то, что Тимофей смог бы назвать сразу, не сверяясь со справочниками и энциклопедиями.

«Интересно, что меня ждет у Степановых? Репродукции картин Дега и Моне на стенах, а на самом видном и почетном месте ─ «Психея» Берты Моризо? Вот не удивляюсь!»

В чем-то интуиция Тимофея не подвела. Однако сильно удивиться ему все-таки пришлось. И не один раз…

Рокабилли. Стиль в одежде, сформировавшийся в Штатах в 50-е годы прошлого века вместе с появлением и развитием одноименного музыкального направления.

Саморуков в моде разбирался плохо, но черты, характерные для эстетики времен послевоенной раскрепощенности и жажды праздника, в облике отрывшей ему дверь женщины он узнал сразу: темно-серое изящное диоровское платье в мелкий горох, зауженную талию которого подчеркивал неширокий красный пояс; такого же огненного цвета крупные бусы, туфли на низком каблуке и выглядывающие из-под подола тонкие кружева.

Макияж, прическа и красная же лента в темно-каштановых волосах хозяйки идеально соответствовали её наряду, формируя цельный и сногсшибательный образ.

«И вот она… она ─ мама девочки-фрика?! Я квартирой-то не ошибся?!» ─ Тимофей застыл на пороге, но произнести что-либо не мог: в тот момент он был способен только на одно ─ наслаждаться внезапно уведенным.

─ Здравствуйте, Тимофей Александрович! Входите, пожалуйста.

─ Елена?.. Здравствуйте! Спасибо! ─ Саморуков сделал шаг вперед, обернулся и подтянул за ручку входную дверь ─ раздался щелчок. ─ Что-то еще нужно сделать? Чтобы запереть?

─ Да, наверху есть такая блестящая крутилка ─ её надо против часовой стрелки повернуть, а потом сдвинуть щеколду влево до упора. У нас с Наташей красть особо нечего, поэтому основной замок верхний, а на нижний закрываем, только когда обе уходим из дома.

─ Готово, ─ Тимофей, следуя инструкции, запер дверь и опять повернулся к хозяйке.

─ Вы меня не узнаете? ─ озорно и с лукавым вызовом улыбаясь, спросила женщина.

─ Гм, а я должен вас узнать? ─ Саморуков понимал, что со стороны выглядит совершенным болваном, стоящим на пороге с обалделым взглядом и букетом цветов наперевес. Только вот ощущение своей нелепости ему почему-то нравилось. ─ Мы раньше встречались?

─ Встречались, разговаривали. В аптеке… Вы увлечено и не единожды рассказывали, чем, с точки зрения химика, различаются минеральные воды из разных источников. Не вспоминаете?

Тимофей почувствовал что-то сродни головокружению, но не болезненному, а скорее приятному. Он сделал полушаг в сторону и оперся плечом о дверную коробку:

─ Вы ─ Елена, заведующая аптекой на Марата?! Простите, я…

─ Да, но сегодня нет белого халата и волосы не собраны в скромный пучок.

Теперь Саморуков понял, почему большущие, широко поставленные серо-зеленые глаза девочки, задавшей провокационный вопрос в школе, показались ему такими знакомыми: у её мамы были очень похожие, и он любовался ими всякий раз, когда заходил в аптеку за минералкой или какими-нибудь лекарствами.

─ Значит, вы еще и мама Наташи? ─ глупее вопроса придумать было невозможно, но ничего другого в голову Саморукову не пришло.

─ Да, я её мама, ─ улыбка хозяйки изменилась: стала мягче и
потеряла все признаки кокетства или озорства. ─ Тимофей Александрович, проходите. Обувь можно не снимать ─ у нас стойкие ко всему полы.

Саморуков перевел взгляд с очаровавшей его женщины на то, что было под ногами:

─ Доски?

─ Дубовые, толщиной в дюйм. Им больше ста лет. Игорь ─ отец Наташи ─ собирал их годами по всему центру: находил квартиры, где шел ремонт, и за копейки скупал старые половые доски; потом его знакомые ─ у них было паркетное производство ─ эти доски выровняли и обработали какой-то пропиткой.

─ А как он выискивал эти квартиры? И почему ему захотелось иметь такие полы? ─ начал приходить в себя Тимофей ─ его природное любопытство снова включилось.

─ Игорь, он художник и дизайнер интерьеров. У него было много знакомых в среде строителей ─ они и подсказывали адреса. Ответ на второй вопрос следует из первого: у популярного дизайнера, а тем более столь амбициозного и… бойкого, как Игорь, гости ─ явление постоянное. Предлагать всем свежие тапочки ─ нереально: никаких запасов тапочек не хватит, ─ теперь уже немного грустно усмехнулась Елена. ─ Да и некоторые из гостей никогда бы не стали снимать обувь ─ не по чину им так унижаться.

─ И чтобы полы всё выдержали, Игорь сделал их пуленепробиваемыми? ─ попытался пошутить Тимофей.

─ Он почти так и выразился: пусть хоть на танках здесь ездят. Только он не учел другого, более важного.

─ Простите, Лена… ─ Саморуков непонимающе мотнул головой, хотя сам того не осознавая, начал подстраиваться под эмоции хозяйки. Её имя он произнес уже иначе: неформально и вместе с тем по-другому интонационно ─ ниже по тону и мягче.

─ Дело в том… ─ начала было объяснять Елена, как вдруг её перебил прозвучавший откуда-то из коридора резкий и даже гневный, как почудилось Тимофею, девичий голос:

─ Он не учел того, что он ─ папа!

Саморуков приподнялся на цыпочки и попытался заглянуть за спину Елене, но ничего кроме полосы света на полу и стене напротив двери, видимо, в ближайшую к прихожей комнату, он не увидел.

─ Извините, Тимофей Александрович… ─ Елена кивнула головой, предлагая взять паузу в их разговоре: ─ Наташа, если ты хочешь что-то сказать, то, пожалуйста, выходи и присоединяйся к нам.

─ Мама я еще не одета, ─ так же громко, но уже не гневливо ответила дочь.

─ Тогда выходи, когда будешь готова общаться нормально, а не через коридор. Хорошо?

─ Ага, я уже почти…

─ Тимофей Александрович, предлагаю пройти в гостиную. Сумку и букет, если вы не против, можно положить вот сюда, ─ Елена указала рукой на узкий журнальный столик в прихожей, обе внутренние полки которого были заставлены журналами по дизайну и архитектуре.

─ Ой! Вот я дурак-то! ─ Саморуков посмотрел на зажатый в руке букет и протянул его Елене. ─ Эти цветы, они ведь для вас с Наташей: примите, пожалуйста, в честь знакомства! Глупость сказал, правда? Мы ж знакомы! Что-то я сегодня торможу! ─ сыронизировал над собой Тимофей.

─ Ничего страшного и… огромное спасибо! ─ озорная, и невероятно идущая Елене, улыбка вернулась к ней. ─ Наташа, захвати с собой вазу ─ нам цветы подарили!

─ Цветы?! ─ прилетел из коридора восторженный ответ.

─ Именно! Им срочно нужна вода! ─ хозяйка подмигнула Тимофею.

─ Согласен. Подсолнухам точно, хотя всё остальное, ─ то, что «разнотравье Ван Гога» ─ по-моему, в ней также может нуждаться, но я не уверен, ибо в ботанике не силён, ─ подтвердил, тоже подмигнув, Саморуков.

─ «Разнотравье Ван Гога»? ─ Елена свела брови и наклонив голову, шутейно изобразила что-то вроде выражения внимания и недоверия одновременно.

─ Да, так называется этот букет: в нем собраны девять видов чудесных трав, якобы слывших фаворитами художника.

─ А я подумала, что это «Подсолнухи, васильки и…»

─ Солома? ─ подсказал Тимофей.

─ Извините, Тимофей Александрович, я никого не хотела обидеть: ни букет, ни, тем более, вас! ─ притворно сконфузилась, продолжая при этом игриво улыбаться, Елена.

─ Просто Тимофей, хорошо? И к чему мне обижаться: мой же выбор, а я знал, что он странный. Это вы, Лена, меня простите, если что не так ─ например, цветовое сочетание: не всем сейчас нравится, когда подсолнухи с васильками рядом находятся… Гм, это, действительно, васильки?..

─ Конечно, они самые. Кстати, если бы в букете были не подсолнухи, а маки, ─ как на одной из картин Ван Гога ─ то это могло бы иметь гораздо более тяжкие последствия ─ хотя бы для магазина. Ну, вы понимаете… ─ рассмеялась хозяйка. ─ Пойдемте… Наташу, похоже, нам так скоро не дождаться.

На пути в гостиную ─ вторую по счету комнату, если следовать по коридору из прихожей, ─ Саморуков разглядывал висящие на стенах картины, и это были вовсе не репродукции полотен импрессионистов: на всех оригинальных работах ─ в основном акварельных и пастельных ─ были изображены автомобили середины прошлого века ─ «Кадиллаки», «Плимуты», «Крайслеры», «Иглы» и другие шикарные, красивые машины, марок которых Тимофей не помнил. Впрочем их дизайн и пластика были хорошо узнаваемы благодаря фильмам тех лет или более поздним, но посвященным тому времени.

─ Лена, все эти картины нарисовал папы Наташи, то есть Игорь? ─ Саморуков вошел в просторную светлую гостиную и остановился у одной из картин, изображавших машину, знакомую Тимофею гораздо более других, и уже не только по фильмам.

─ Это работы Игоря, а машинка, та, на которую вы сейчас смотрите, ─ мой «Бюьик».

─ «Бюьик»? Только ведь это «Москвич», верно?

─ «Москвич-407», 1961 года выпуска, но моя мама называла его не иначе, как «Бьюиком». Она его очень любила.

─ Я такой расцветки раньше не видел: светло-кремовый верх и бордовый низ. Она… фантазийная?

─ Нет, оригинальная ─ на внутренней стороне крышки багажника до сих пор есть бумажная этикетка с упоминанием завода, выпускавшего эти краски. «Победа рабочих» назывался завод, если правильно помню.

─ Вот это да! Машинка еще на ходу, и… ваша?

─ Моя, и еще как на ходу! Езжу я на ней, правда, не часто ─ берегу. По большей части стоит в отапливаемом и охраняемом гараже, но при этом с заправленным баком и всегда готовая к приключениям, ─ ласково улыбнулась Елена.

─ В отапливаемом?! Не многие так серьезно к этому относятся! Это же дорого, наверное, обходится?

─ Дорого, а как иначе?! Это же не только раритет: сто процентов оригинальных комплектующих, всё работает (даже ламповый радиоприемник!) ─ наш «Бьюик», он был другом моих родителей, ─ они погибли при крушении туристического автобуса во Вьетнаме ─ а теперь… память о них, и он ─ мой друг.

─ Простите, я…

─ Это вы простите, Тимофей, не хотела я о грустном… В общем, аренду гаража мы с «Бьюиком» частично компенсируем, позируя на фотосессиях: ему полезно проветриться и размяться, а нам с Наташей развеяться ─ не всё же работой и учебой жить.

─ На фотосессиях? И вы обе выступаете в качестве моделей?!

─ Работает в основном «Бьюик», мы с Наташей редко и всегда в массовке. А фотосессии свадебные или тематические ─ те, что в рамках вечеринок, которые организует клуб.

─ Клуб владельцев ретро-автомобилей?

─ Нет, танцевальный.

─ Гм, тогда ─ рокабилли?

─ Верно. Когда-то мы с Игорем там и поженились, ─ Елена подошла к одному из книжных шкафов, меж которых размещался широкий, оливкового цвета, кожаный диван. ─ Стол уже накрыт, осталось вынести еду ─ я за ней и… Наташей. Что-то она замешкалась… а вы присаживайтесь, пожалуйста, если хотите. Можете книжку какую-нибудь пока полистать ─ они, правда, либо по химии и фармации, либо по теории искусства, но всё же… Вы ничего не имеете против итальянской кухни: минестроне, сальтимбокка по-римски, домашний выпечки чиабатта?

─ Итальянской? Нет! В том смысле, что я её фанат ─ если бы не был так ленив, то каждый день пёк бы себе свежую пиццу! ─ рассмеялся Тимофей.

─ Пекли бы себе?

─ Я живу один, бывшая жена с сыном в Германии: Галя в университете преподает, что-то с недвижимостью у неё еще вроде получается, а Даня, он в джазовом оркестре играет на барабанах.

─ Странное совпадение: Игорь тоже в Германии ─ катается на своем «Харлее» по Мюнхену и окрестностям, а в свободное время придумывает интерьеры для богатых клиентов.

─ В свободное время?

─ Он сделал очень хорошую карьеру в Европе и теперь может себе позволить работать исключительно по желанию ─ Игорь берется лишь за то, что ему интересно как художнику. Он и здесь хорошо зарабатывал: отсюда эта квартира в четыре комнаты, мебель, техника… ─ Елена посмотрела на часы. ─ Тем временем пора выключать духовку ─ не скучайте, мы скоро, ─ хозяйка по-танцевальному грациозно развернулась и вышла из комнаты с подаренным букетом в руках, предоставив Тимофею возможность побыть одному и осмотреться…

«Ого, ничего себе!» ─ только теперь Саморуков обратил внимание на то, что эта большая, площадью не меньше сорока квадратных метров, комната действительно была богато и со вкусом обставлена. Классическая мебель цвета вишни: внушительных габаритов сервант и книжные шкафы с расстекловкой вдоль стен; в центре ─ большой овальный стол и массивные стулья вокруг него; камин напротив упомянутого роскошного кожаного дивана; журнальный столик и два кожаных же кресла между окон. Светильники ─ люстра, торшер и настенные бра ─ тоже впечатляли своими изысканными формами и качеством исполнения. На обеденном столе, сервированном на три персоны, красовались пока пустые фарфоровые тарелки, соусники, хрустальные бокалы, а также серебряные, как подумал Тимофей, столовые приборы: «М-да, мне на такое великолепие лет сто пришлось бы копить…»

Саморуков обошел комнату по периметру и направился к одному из двух окон: «А что у них с видом? Графский ─ улочка узенькая…» Но и тут ему пришлось несколько удивиться: из-за того, что фасад здания напротив квартиры Степановых был г-образным в плане и его основная часть отстояла от проезжей части больше, чем у других домов, пространства за окнами оказалось не так и мало.

─ Здравствуйте, Тимофей Александрович. Цветы уже вазе, вот она… ─ за спиной Тимофея раздался звонкий голос Наташи. Обернувшись на него, Саморуков увидел второе за этот день восхитительное создание: юную красавицу
в синем клетчатом платье диоровского, как и у мамы, силуэта, точно в тон которого были подобраны лента, перехватывающая волосы, и аккуратные туфельки. Озорные же глаза и улыбка девочки довершали картину почти что полного сходства с матерью и были не менее прекрасны.

─ Наташа?! ─ оторопело то ли спросил, то ли утвердил Тимофей. ─ Здравствуйте!

─ Спасибо вам за букет ─ он маме и мне очень понравился. Я поставлю его в центре, хорошо? ─ не дожидаясь ответа Саморукова, Наташа прошла вперед и установила скромную, но дивной красоты белую фарфоровую вазу с цветами посередине обеденного стола.

─ Да, так стало как-то уютнее, ─ улыбнувшись, согласился Тимофей.

─ И я об этом! Вообще мне не очень нравится этот папин интерьер ─ слишком уж круто, дорого и… чопорно что ли. Не знаю, так можно сказать?

─ По-моему, не совсем по-домашнему, и, скорее, клубно. Хотя, с другой стороны, да, очень круто ─ я в таких гостиных никогда раньше не был ─ для меня это, можно сказать, честь, ─ Тимофей несколько театрально и с улыбкой поклонился, понимая, что шутка эта, что называется, на грани, но всё же рискнул.

─ На то и было рассчитано! ─ по-детски отрыто рассмеялась Наташа. ─ Папа хотел создать дома что-то вроде клуба джентльменов. Ну, как в кино! И чтобы все впечатлялись!

─ С этой комнатой у него, по-моему, получилось.

─ Наверное, ─ демонстрируя безразличие, пожала плечами девочка. ─ Я здесь почти не бываю ─ только когда помогаю маме с уборкой: тут мне всегда быстро становится скучно и… пусто.

─ Наташа, я думаю, это решаемо. Вопрос ведь в назначении этой комнаты: она для общения с гостями, с друзьями, ─ Тимофей интуитивно начал прощупывать ситуацию. ─ А камин настоящий?

─ Настоящий! Хотите, разожжем?! ─ и в очередной раз не удосужившись получить ответ, Наташа направилась к камину.

─ Наташа, но ведь не холодно. Да и светло еще ─ майский день на дворе… ─ Саморуков пожалел о своем вопросе про камин.

─ Ну и что?! Мне нравится, как поленья потрескивают! Помогите, пожалуйста: в левом ящике серванта ─ рядом с вами ─ должна лежать такая длинная-предлинная зажигалка, а я пока всё настрою!

─ Хорошо, а твоя мама не будет нас ругать?

─ Не будет, это её идея ─ я лишь ухватилась за ваш вопрос, ─ без тени смущения ответила Наташа.

─ Девушки, ну вы даете! ─ воскликнул, а затем хохотнул Тимофей. ─ Вы всегда так в паре работаете?

─ Конечно. Мама ─ мой лучший друг!

─ Вот зажигалка… ─ Саморуков передал девочке нечто блестящее и похожее на пистолет с длинным стволом. ─ А одноклассники… они к вам в гости приходят?

─ У меня в школе нет друзей.

─ Ну, я не о друзьях-друзьях, а, гм… о товарищах ─ о тех, с кем можно просто поболтать, например.

─ О чем? ─ Наташа положила очередное взятое из кованной дровницы, полено в камин, и серьезно, совсем по-взрослому, посмотрела на Тимофея.

─ Хотя бы о химии.

─ Они не догоняют.

─ В смысле?

─ Все в школе идут по программе, а я… впереди неё. Как мне с ними говорить? Глупо получается: я учусь лучше и знаю больше их, но еще я люблю своих кукол. Все там говорят, что я, как маленькая, «играю в куклы» ─ из-за этого меня гнобят и смеются надо мной.

─ Гм, замечательное сочетание интересов ─ куклы и химия… ─ Саморуков произнес эту фразу ровно и как бы обыденно, хотя внутренне почти возликовал.

─ Замечательное? Почему? Сейчас разожгу огонь… ─ Наташа резко отвернулась от Тимофея и наклонившись, начала колдовать с зажигалкой и какими-то оранжево-бурыми щепками.

 ─ Одна из моих знакомых, хотя она и старше тебя… кажется, я перешел на «ты», прошу простить…

─ Это хорошо, а то было странно ─ я ж еще ребенок, а с детьми все на «ты», ─ перебила Наташа.

─ Так вот, эта моя знакомая, ─ продолжил Саморуков, ─ её зовут Аня, она тоже любит своих кукол. В этом году оканчивает Институт текстиля и моды…

─ Я о нем слышала ─ это «Тряпочка»: ну, все так говорят, а мамин институт так же противно называют «Таблеткой», ─ девочка снова не дала Тимофею возможности закончить фразу.

─ Наташа, я договорю, хорошо? ─ Саморуков начал раздражаться, но сдержался и не изменил нейтральный тон. ─ После института Аня собирается открыть бизнес ─ проектировать и шить для кукол разные прикольные костюмы и платья, и, думаю, ей может понадобится помощница.

Наташа щелкнула зажигалкой, убедилась, что пламя захватило бурые щепки и повернулась к Тимофею.

─ А от тех, кто интересуется не только модой и куклами, но и наукой, она не шарахается? ─ бесцеремонно, в лоб, спросила младшая Степанова.

─ Нет, её жених, Костя ─ мой друг и ученик ─ кандидат наук. И я уверен, тебе с ним тоже будет о чем поговорить: он ─ ученый-химик, преподает в ВУЗе. С детьми тоже занимается. И вот что еще: если всё пойдет по плану, то Костя будет организовывать клуб юных химиков при институте, где я работаю. И там тоже будет нужна помощь ─ особенно пригодится помощь ученицы, любящий предмет и желающей знать больше, чем дают учебники.

─ Тимофей Александрович, вы можете меня с ними познакомить, например, в следующие выходные? Ну, если вы не очень заняты? ─ Наташа произнесла это спокойно, но очень уверенно и с нехарактерным для детей волевым напором, чем совершенно застала Саморукова врасплох.

─ В следующие выходные?.. Я попробую, но не уверен, что получится… У них вчера должна была состоятся помолвка, поэтому…

─ Наташа, ты с Тимофеем Александровичем еще толком не успела познакомиться, а уже срочно требуешь, причем от него самого, знакомства с другими людьми. Как-то некрасиво… ─ с огромным подносом в руках в гостиную вошла Елена. ─ Я сейчас это всё здесь оставлю и пойду за соками, а ты расставь блюда, пожалуйста.

─ Я не о том, мама… Хорошо, сделаю, ─ Наташа коротко кивнула, пошла к столу и принялась переставлять принесенное матерью на стол, но не сдалась: ─ Тимофей Александрович, я не хотела вас обидеть… Я вас попросила по двум, точнее по трем, причинам. Во-первых, вы сами предположили, что с этими людьми ─ Аней и Костей ─ мне может быть интересно, и я с этим согласна. Во-вторых, они взрослые, но… они молодые взрослые ─ они еще… много мечтают, а для меня это важно, понимаете?

─ Да, понимаю. О теориях взросления я читал, поэтому логику вижу. А третья причина? ─ Саморукову было странно разговаривать с милой девочкой, рассуждающей как зрелый или хотя бы уже неплохо образованный человек.

─ А третья ─ она эгоистическая. Наверное, это плохо, но я не хочу врать: скоро закончится четверть, потом будут каникулы ─ что мне делать три месяца? Да, в школе мне скучно, но там я занята хоть чем-то. А летом? Дача есть, но бабушка и дедушка погибли, и мама теперь не любит туда ездить. В общем, мне нужно занятие, и лучше тех, что вы предложили, не придумать. Вот…

─ Всё расставила? Молодец, спасибо! ─ Елена внесла два запотевших, хитрой конструкции ─ с полостями для льда сбоку ─ графина. ─ А ты таки упорствуешь?

─ Мама, я объяснила свой интерес к этим знакомствам Тимофею Александровичу, и думаю, что он…

─ Не против, ─ с улыбкой закончил за Наташу фразу Саморуков, ─ я поговорю с ребятами. Только сперва дождусь, когда они сами выйдут на связь ─ помолвка, тем более такая внезапная, как у них, ─ дело нервное.

─ Спасибо, Тимофей Александрович! Я знала, что вы умеете дружить! ─ импульсивно и в тот момент, казалось бы, радостно, на одном дыхании, выпалила Наташа, но затем, внезапно опустив свои волшебные глаза и спрятав руки за спину, тихо добавила: ─ Даже с такими чокнутыми, как я.

Внимательно глядя на девочку и вслушиваясь в её интонации, Тимофей про себя подумал: «Мария Генриховна, то, о чем ты просила, ─ это сложно, но я стараюсь, и вроде пока выходит. Дальше дело за тобой ─ подготовить Аню к последствиям моего экспромта…»

─ Прошу к столу! ─ хозяйка установила графины на резные деревянные подставки. ─ Наташа, ты знаешь, что есть что и где оно. Поухаживай, пожалуйста, за нашим гостем, ─ дивная улыбка Елены была при ней, но чувствуя напряжение в её голосе, Саморуков поспешил разрядить обстановку.

─ Наташа, минестроне я легко разолью по тарелкам, ─ это умею ─ а вот с сальтимбоккой, увы, случаются затруднения ─ я так и не научился ровно и красиво ─ как в ресторанах ─ её подавать: жду твоей помощи.

─ Тимофей Александрович, мне мама объясняла и показывала: там есть маленький поварской секрет, но зато получается как раз красиво. Только, чур, сперва суп! ─ совершенно по-хулигански, но при этом кокетливо по-девчачьи улыбаясь, Наташа передала Тимофею свою тарелку.

─ Конечно, он сперва… ─ Саморуков открыл супницу и взялся за серебряный, с императорской монограммой, столовый половник. ─ Первая готова, теперь передай, пожалуйста, мамину тарелку…